Предание русского Парижа

Наталья ЛЕБЕДЕВА

 

Отец Иоанн Дробот

В Ригу ко Дню памяти выдающегося русского просветителя и подвижника русской культуры Латвии 1920-30-х годов Елпидифора Тихоницкого приехал из Парижа его внук, отец Иоанн Дробот.

Дьякон Иоанн отслужил вместе с рижским священством в храме Святого благоверного князя Александра Невского панихиду по дедушке в день его рождения, а потом участвовал в церемонии открытия мемориальной доски в его честь на фасаде СШ N40, где одно время располагалась Русская правительственная гимназия, инициатором создания которой он был.

Имя Елпидифора Тихоницкого открыла для нас заново историк и создатель сайта «Русские в Латвии» Татьяна Фейгмане. Она же стала инициатором установки мемориальной доски.

На чтениях, посвященных Елпидифору Михайловичу, отец Иоанн от души поблагодарил и Татьяну, и Владыку митрополита Александра за работу по увековечению памяти его деда.

-Я передаю вам поклон от 64 прямых потомков Тихоницкого, живущих ныне во Франции, — сказал он. –  От моей 84-летней мамы Марианны Елпидифоровны, 82-летнего дяди Вадима, которые родились в Риге.

Русская культура прежде всего – культура православная. Когда русская интеллигенция отказывается от этой основы, наступает катастрофа, которая я случилась в 1917 году.  Лев Толстой отказался от духовного наследия своего народа, интеллигенция предала Русскую православную церковь. Однажды побывав на богослужении во французской церкви, я не почувствовал там ни полноты, ни любви, которые есть в нашей церкви.

Родившийся и выросший во Франции отец Иоанн говорит на богатейшем русском языке, глубоко знает русскую культуру. А ведь там сохранить себя русским даже посложнее будет, чем нам в Латвии…

-Как вам удалось все это обрести и сохранить?– спросила у отца Иоанна чуть позже, когда говорили с глазу на глаз.

-Благодаря своему собственному образованию и тому, что мы жили в русской среде Парижа, при церкви, — отвечает наш гость. — У нас дома был железный закон, который завел мой отец – в семье говорим только по-русски.  За одно французское слово мы получали подзатыльник!

Дедушка и бабушка состороны отца, которые с нами жили, тоже были русскими, украинцами. Дедушка, Николай Трофимович Дробот, был  педагогом, преподавал до войны на Украине русскую и украинскую словесность, а бабушка Анна Иванова была глазным врачом. Их вывезли за границу немцы в 1944-м, там они и осели.

Дома дед Николай тоже обучал нас русской словесности и правильному русскому языку. И родители всегда следили за чистотой нашей речи и умением выражать свои мысли. Чтобы не было всяких «э-э-э..», «значит». Отец говорил: «Сначала проведите семь раз языком во рту до того, как высказать свою мысль – чтобы она была прямой и точной». Кроме того, мы общались в русской среде с первым поколением эмиграции, которое прекрасно знало французский с российского детства, но и, конечно, сохранило богатейший русский язык и русскую культуру.

Когда русские оказались во Франции, далеко от родных пределов, у них было великое желание сохранить именно русскую культуру. Они знали, что в Союзе уничтожают церковь, идеология совсем другая. Так что наши деды и прадеды воспитывали нас, как последних из могикан, как «последний бастион» русской культуры. С той мыслью и идеей, что мы – носители той старой культуры.  Но не со всеми молодыми это удавалось, а с нами удалось.

Если бы вы лет 20назад взяли парижскую телефонную книгу, то на каждой 6-10-й странице нашли бы русскую фамилию. Но это в большинстве люди, которые полностью отошли от церкви, а, значит, и от русской культуры. А если нет связи с церковью, теряется потребность в русской культуре. Все становится таким бутафорно-фольклорным. Для них русская культура сводится к тому, чтобы сходить на Пасху в храм и выпить рюмку водки на разговенье.

Самые великие плоды русской культуры – это православие, которое вошло в русскую культуру. Не мир вносится в церковь, а наоборот, церковь вышла в мир и освятила его. Весь крестьянский быт сугубо православный, крестьянский календарь был основан на Святцах. Не зря атеистическая советская власть боролась именно с русским крестьянством, с духовенством, уничтожив его почти на 90%.

Но Господь поругаем не бывает, и все равно церковь жива, и русская культура в новом преломлении сейчас возрождается. Правда, она не будет такой, как была до революции.

-Насколько хорошо вы знали историю вашей семьи?

-Во-первых, какие-то документы остались у моей бабушки Марии Андреевны, жены Елпидифора Михайловича — она хранила альбом с вырезками из рижских газет. К сожалению, не отмечала, откуда именно вырезала статью дедушки либо повествующую о нем. Она все это рассказывала, а о политической и общественной деятельности дедушки я сам читал в некоторых источниках. И мама рассказывала немало об образе дедушки. А о прадеде, отце Михаиле, расстрелянном большевиками, много знаю именно благодаря трудам Вятской епархии, где он служил.

Когда в 2003 году мой прадедушка, протоиерей отец Михаил Тихоницкий,  был канонизирован Русской православной церковью, я узнал о существовании своей троюродной сестры Киры Михайловны, внучки старшего брата Елпидифора Михайловича, Владыки Вениамина, епископа Западноевропейского. Она была возраста моей мамы. У нее был семейный фотоархив семьи Тихоницких. Там нашлись свадебные фото прадеда Михаила Тихоницкого и его фотов в священнической рясе с матушкой Аполлинарией. И после этого мой старший брат Георгий, иконописец, написал с этого фото икону нашего прадедушки. А на существовавшей до того иконе святого Михаила был изображен не мой прадед. Та была написана в Вятке, а сейчас у нас в Париже, у мамы – подлинная.

У нас в семье четыре брата и две сестры. У старшей, Анны, пятеро душ детей, она славист по образованию и кандидат наук, у Юрия четверо, у меня трое, у Марии — пятеро, у Сергея – трое, и у младшего, протоиерея отца Андрея, пятеро детей. У моей младшей сестры уже восемь внуков. Так что род  продолжается.

-Как и почему вы стали дьяконом?

-Мой отец — протоиерей Георгий Дробот, и я с семи лет прислуживал в алтаре, потом стал читать на клиросе, а в 18 лет поступил певчим на клирос, и 33 года там пел, был регентом, псаломщиком, и одновременно работал старшим бортпроводником в авиакомпании AirFrance. За 30 лет налетал 19600 часов в воздухе, и в 55 лет решил, что хватит.

К тому времени скончался мой отец, который всегда хотел, чтобы я стал дьяконом, и я этого хотел. Вот уже 2,5 года дьяконствую, служу в кафедральном соборе Святого благоверного князя Александра Невского в Париже.

-Когда были стюардом, конечно, бороду не носили?

-Нет, конечно, это было не разрешено.

-А почему, по-вашему, для нас так важен и нужен церковно-славянский язык?

-Русский язык разнообразен – существует язык официальных документов, компьютерный, разговорный, литературный. Есть и язык духовный,язык духовного общения и молитвы — церковно-славянский. Он очень важен, потому что,переходя на него, ты отключаешься от мирской суеты и общаешься с Господом. Это редчайший случай в мировой культуре. И у греков существует церковный язык, отличный от обиходного, бытового. Это чисто православное явление.

Знание церковно-славянского языка очень  важно сохранять, потому что он  дает нам понятие об этимологии русского языка. К сожалению, в век масс-медиа мы забываем корни языка, и он сильно загрязняется иностранными словами.

Знаниецерковно-славянского  языка помогает осознать богатство русского языка. Я знаю случаи, когда люди отказываются читать книги со старой русской орфографией. А я, к примеру, поэзию Пушкина читаю только на старой орфографии, потому что она была так написана. Тогда вам понятны рифмы, которыепри современном написании могут быть не понятны и даже кажутся нелепыми. Так что сохранение этого языка обогащает человека. И дает ему возможность напрямую говорить с Богом.

-Как удается вашей семье хранить православную веру в сильно секуляризованном французском обществе?

-Революция произошла  во Франции еще в 1789 году, больше 200 лет назад, и борьба против церкви, уничтожение и ее самой, и церковной культуры началось и идет еще с тех времен. Здесь считают, что вера – твое личное дело, и ты своим личным делом нам мозги не пудри и не мешай жить.

А передавать веру детям можно единственным способом – ходить с ними в церковь.Потому что тут их чуткая детская душа встречаются с Абсолютом, с Богом. Тут начинается педагогическая деятельность родителя, который объясняет, что такое церковь. Здесь можно с Господом Богом поговорить на своем детском языке. Здесь начинается знакомство с богатством православия, богатством русской культуры.

В храме чувствуешь, что ты не в массе, а у тебя личное общение с Богом. Но вместе с тем ты с людьми, ты ощущаешь церковную соборность. Как говорится в церкви – братья и сестры. Каждый человек – уникальная индивидуальность, в каждом есть образ и подобие Божие. И самое интересное при общении с каждым человеком – найти этот образ и подобие в его душе. И богатить себя познанием этого образа в другом человеке.

И когда идет этот обмен, появляется настоящее общение и уважение. Сказано же, возлюби ближнего как самого себя. Но для этого нужно сначала самого себя возлюбить. А современное общество заставляет себя ненавидеть. Ведь поддаваться своим импульсам и инстинктам – это значит себя не любить, не уважать, потому что отдаешь себя под управление своих порывов, переходя к животному поведению. А в церкви ты научаешься любить ближнего и уважать самого себя.

-Ваша жена – француженка?

-Нет, моя жена из Екатеринбурга,познакомилисьв Японии, где она в то время работала. Я туда прилетел по работе и пошел в русский православный храм на Всенощную — и там встретил свою суженую. У нас трое детей — старшей, Марианне, 18 лет, Ивану 15, а Михаилу 11.

-Какой увидели православную Ригу – вы ведь впервые здесь?

-Мне показали все православные храмы Риги. Очень приятное ощущение — во-первых, чистоты и порядка в храмах, спокойствия, они намоленные. Очень чувствуется, что там живая старина, передается предание православия — ведь они не были закрыты. Что редко увидишь в России. Этим ваши храмы близки к нашему собору Святого благоверного князя Александра Невского, который за 150 лет существования тоже ни разу не закрывался. Там тоже  есть живое предание. Так что я вернусь к вам, и не один раз – и с семьей, и с братом, отцом Андреем.